* * *
Распять воскресшего Христа
Надменный Рим не смог:
Уста Христа, Христа уста
Апостолам дал Бог.
Сквозь кротость, через сонмы мук
Они несли в народ
Слова — не лицемерия звук
В пороков огород
Поросший сорною травой,
Заглохший для добра...
Зачах гонителей злой рой,
Но не цепей пора.
Не может в жизни человек
Жить только для Небес;
Его опутал и привлек
Стяжания лживый бес.
Вражда берет большую дань
(И в этом мир мой слеп),
Цветущий для кровавых бань,
И в торжестве нелеп.
* * *
Жизнь исследована, определена,
Вся по полочкам поразложена.
И с большими деньгами тюрьма —
Вся подлунность, так видно положено.
Дней остаток пусть трезвым пройдет,
Не гонясь за глупыми цацками.
Нас найдет свой гололед,
И кто нищий, и кто царствует.
Громких слов для чего жесть?
Выгребай молочные пеночки...
Если жизнь — только пить да есть,
То не стоит и полкопеечки.
* * *
Не ходи ты в чащу темную,
Глупо быть себя умней,
Пусть за лесом фраз укроется
Дуралей — ты дуралей.
Быть понятным —
вот в чем сложность,
Без прикрас там всяких, без...
Так что, друг мой,
по возможности —
Не ходи в дремучий лес.
* * *
Опалил мороз листы —
Удивляться стоит ли...
Проверяет жизнь: а ты
Стоек ли, не стоек ли?
На ударов длинный ряд
Кипятишься-варишься.
Будешь крепче, говорят,
Если не развалишься.
* * *
Какая дичь, какая блажь:
Мир перекраивать ломая,
Брать старое на абордаж,
Надуманное поднимая.
Развитие — мнимая спираль,
В кругу толчемся, как микробы,
Самообмана пастораль
Боимся не исчезла чтобы.
Цветет насилие и ложь,
Рядятся в новые одежды.
Как тысячу лет назад живешь
С тавром раба, с тавром невежды.
* * *
Как много простора на свете
Для звуков тревожных, друзья.
Мы злые и добрые дети
На помочах бытия.
И кажется нам, что сами
Владеем своей судьбой,
Гнушаемся небесами
Себя разжигая в бой.
Но вдруг все покажется глупостью,
И вырвется: «Ну и пусть!»
И в душу сходит не круто
Подруга смирения — грусть.
* * *
И гнилушка болотная светит в ночи,
Но рассвет обнажит свои стрелы-лучи, —
Будет жалок гнилушки растерзанный вид.
Должен помнить об этом любой индивид.
* * *
Уходит жизнь, все меньше дней,
Могила зарастет бурьяном,
И будет дождь плясать на ней
С утра, как мужичишка пьяный.
Сотрется скоро бугорок,
А не сотрется — благо ль это?
Душа умчится, как парок;
Под дерновиной — что отпето.
Пустое в бронзе прозвенеть,
Тебе-то звон не будет слышен.
При жизни хочется поесть
Не волчьих ягод, спелых вишен.
* * *
Да, шумят здесь дожди, да, грозят холода;
Поселили нас жить не куда-то, — сюда.
Глупо сравнивать: лучше там или тут.
Вот закончится путь, и откроется суть.
* * *
Злом добро не добывалось,
Добывалось только зло.
В ком желание рождалось —
Через трупы — не везло.
Я, признаться, мысли этой
Поклонюсь и до земли.
Обзавелся тихой метой,
И твержу другим: «Внемли, —
Грубость рухнет и сотрется,
А покорность будет жить,
В небо чистое вольется...
Хама — аду сторожить.
* * *
Зачем себя тешишь ненаказанием?
Что станешь ты травкою, смерти испив?
Не лучше ль быть честным и истязания
Не на других, на себя обратить?
И после короткой житейской прогулки,
Когда мы устанем идти и дышать,
Нас примут в тот мир таинственный,
гулкий...
Жить честно — это другим не мешать.
* * *
Не надо душу унижать,
Как стать большим соображать.
За славой рваться безудержно —
Разочаруют, неизбежно.
Расти безгрешною душой,
Тогда и будешь сам — большой.
В самодовольство не рядись.
Поменьше о себе... Трудись...
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
Проза : Реальность - Андрей Скворцов Я специально не уточняю в самом начале кто именно "он", жил. Лес жил своей внутренней жизнью под кистью и в воображении мастера. И мастер жил каждой травинкой, и тёплым лучом своего мира. Их жизнь была в единстве и гармонии. Это просто была ЖИЗНЬ. Ни та, ни эта, просто жизнь в некой иной для нас реальности. Эта жизнь была за тонкой гранью воображения художника, и, пока он находился внутри, она была реальна и осязаема. Даже мы, читая описание леса, если имеем достаточно воображения и эмоциональности можем проникнуть на мгновение за эту грань.
История в своём завершении забывает об этой жизни. Её будто и не было. Она испарилась под взглядом оценщика картин и превратилась в работу. Мастер не мог возвратиться не к работе, - он не мог вернуть прежнее присутствие жизни. Смерть произвёл СУД. Мастер превратился в оценщика подобно тому, как жизнь и гармония с Богом были нарушены в Эдеме посредством суда. Адам и Ева действительно умерли в тот самый день, когда "открылись глаза их". Непослушание не было причиной грехопадения. Суд стал причиной непослушания.
И ещё одна грань того же. В этой истории описывается надмение. Надмение не как характеристика, а как глагол. Как выход из единства и гармонии, и постановка себя над и вне оцениваемого объекта. Надмение и суд есть сущность грехопадения!
