| * * * Нам остаётся только верить –
 Всяк для чего-то да рождён.
 Господь лишь знает о бессмертии,
 А что он скажет – подождём.
 
 ЛИСИЧКА
 
 Война ломала и крушила,
 Крутила пепел и золу;
 Да, тяжело на фронте было,
 Не легче было и в тылу.
 Отец в бою. Мать на заводе
 Где от темна и дотемна.
 Любая фабрика на взводе,
 Любой завод и вся страна…
 
 А под замком детишек трое.
 Грызёт за печкой что-то мышь.
 Суровый быт для всех устроен.
 И младшему три года лишь.
 За старшего девятилетний.
 Сидят, прижавшись, как в норе.
 Неплохо если месяц летний,
 А что же будет в январе…
 
 Две-три картошки, ломоть хлеба
 Брала с собой на смену мать, -
 Совсем не велика потреба
 До звёзд ей у станка стоять.
 Придя,  коптилку зажигала,
 Усталость, удалив с лица;
 Что принесла, то  раздавала
 Своим нахохленным птенцам.
 
 И раздавая, говорила
 Им в отступившей тишине:
 «Я мимо леса проходила,
 Лисичка  повстречалась мне.
 Она послала вам, ребятки…»
 Конечно, не кусок халвы.
 Каким тогда казался сладким
 Кусочек хлеба, знали б вы…
 
 Сгорели годы словно спички,
 Ибо всему сгореть дано…
 Нет рыжей добренькой лисички,
 И мамы нет давным-давно.
 
 * * *
 И цветёт бед кругом многотравие,
 Сердце слабо в тревог бьёт било.
 Честолюбие не меньше тщеславия
 Изувечило наших, сгубило.
 
 * * *
 Все цветёт, созревает и падает,
 Так задумано, так решено.
 Изменить эту жизнь рады бы,
 Очень рады бы, но не дано.
 Но дано на земле нам родиться,
 Хлеб в поту добывать, любить;
 Пролететь свой отрезок, разбиться,
 О подлунной стране позабыть.
 
 * * *
 Судьба во многом виновата,
 Во многом, верно, но не в том,
 Что наша  воля словно вата
 На склоне жизненном крутом.
 
 * * *
 Как будто тлен её не трогает,
 И не испепеляет зной, —
 Уходит пыльная дорога
 Под осеребренной Луной.
 По ней шли многие и многие
 Бросая взгляд на небосвод;
 Она тебя ещё проводит,
 Она тебя переживёт.
 Лишь только Небо не состарится,
 Лишь только Небо не сгорит.
 Дорога вдаль бежать устанет -
 Исчезнет чёрточкой земли.
 
 * * *
 Золотая мелодия осени,
 Неостывшие облака,
 И душа ещё к радости просится
 Дуновением ветерка.
 Продолжаешь пока надеяться,
 Что не будет замёрзших луж,
 Что не будут метаться метели
 Избегая солнечный луч.
 Вот и веришь надежде плотненько,
 Хоть и знаешь — обманет она.
 Облака это пар все-таки,
 А не башни, не терема.
 
 * * *
 Не возмущайся и забудь ты
 Ручей, где много серой пены,
 И эти гнутые заборы,
 Обшарпанные эти стены,
 И синь - поеденную молью,
 И грязь - подёрнутую глянцем...
 Забыть наверно это можно,
 Но не рождён ты чужестранцем.
 
 * * *
 Сегодня ты — Наполеон,
 А завтра узник ты «Елены»,
 И всюду каменные стены,
 И осуждений миллион.
 Глубокий ты прорезал след,
 Тебя история возносит,
 Но кто-то очень строго спросит,
 Кто от восторга не ослеп.
 И эта память на крови —
 Она довольно тяжкий посох.
 Останется большим вопросом:
 Правы убийцы, не правы?
 
 * * *
 А ветер бьётся за окном,
 А ветер чем-то недоволен,
 Неизлечимо чем-то болен,
 Отравлен холода вином.
 
 * * *
 И я шагаю по воде,
 Вернее, по чудесным звукам,
 Вернуться я успею к мукам,
 К чертополоху, лебеде.
 
 * * *
 Засохла старая трава –
 Для чернозёма, между прочим…
 В чём заключается борьба?
 Отнять, унизить, обесточить?
 И этим дышит наша жизнь,
 Про выгодное граммофонит.
 Жестокость, нет, не атавизм  –
 Живёт на благородства фоне?
 
 
 |